– А кто тебя знает, – Аркадий пытался шутить. – Может, драться начнешь. А у нас персонала два человека. Не удержат.

Маша торопливо стала развязывать ремень. Тина освободила руку, потерла затекшее запястье. Вздохнула. Приготовилась.

– Ну, рассказывай!

И пока длился рассказ Барашкова о том, что с ней произошло в последние сутки, и о том, что именно показали исследования, она, внимательно его слушая, невольно прокручивала в памяти всю прошедшую жизнь: непрерывные стрессы во время бессонных ночей на дежурствах, отравленный воздух операционных, бесконечные полеты на самолетах туда-обратно в течение стольких лет, непонимание мужа, постоянное беспокойство о сыне и, наконец, последние неудачные два года с мужчиной, которого одного только и любила она за всю свою жизнь.

«Как тут не вырасти какой-то дряни в надпочечнике?» Но она тут же устыдилась глупости своих рассуждений. Другие люди переживали и не такие страдания, но никакие опухоли в надпочечниках у них не вырастали.

Аркадий закончил.

– Значит, такая судьба! – невесело констатировала Тина, и вдруг лицо ее непроизвольно сморщилось, исказилось. Она быстро закрыла ладонями глаза, чтобы сдержаться, зажмурилась, но не выдержала и заплакала.

Маша посмотрела на нее, и жалость затопила все ее существо. Ей было жалко и Валентину Николаевну, и досадно, что так быстро проходит жизнь, и проходит как-то глупо, бессмысленно, было жаль своей молодости, от которой уже почти ничего не осталось, жалко себя, в своей неустроенности и одиночестве, и больше всего было жаль, что так неотвратимо, так обязательно приближается к человеку смерть, и надо иметь столько сил, чтобы пройти весь путь до конца. Маша не знала, хватит ли у нее на это сил. И у нее на глаза вдруг тоже навернулись слезы. Она отвернулась и отошла к окну. Барашков, и тот растерялся от жалости.

– Тина, мы сделаем все! Все, что можно! Поверь! Еще не все потеряно, Тина. Опухоль с большой вероятностью может быть доброкачественной.

«Доброкачественной!» – стукнуло ей в голову. Конечно. Почему она сразу подумала о плохом? Доброкачественной! Вполне может быть! И вдруг перед ней, как на карте, как на чистой скатерти, как на странице учебника, с полной ясностью развернулась история собственной болезни – с бесконечно плохим настроением, нежеланием жить, потерей аппетита, задержкой жидкости, нарушениями давления, работы сердца, видениями в глазах, и Тине стало… стыдно.

– Какая я тупая! – сказала она Барашкову, вытерев ладонью глаза. – Ведь я могла бы и сама догадаться! Я даже не дала себе труд проанализировать собственное состояние… Убивать просто надо таких докторов…

– Все мы хороши! – ответил Барашков. – Опухоль-то нашел молодой специалист. Вон, ее сотрудник. – Аркадий кивнул на Мышку. Та, уже справившись с собой, снова подошла к Тининой постели. И удивительно, Тине стало легче. Хоть она прекрасно осознавала и риск, и сравнительно небольшую вероятность того, что опухоль окажется доброкачественной, она ощутила себя снова их коллегой. Она была не просто больной – она была снова членом этой врачебной компании. «А быть в строю – не так грустно», – мелькнуло у нее. Она даже нашла в себе силы изобразить улыбку.

– И что же теперь будем делать?

– Все как полагается. – Тина знала, что Аркадий всегда разговаривает с больными именно так – спокойно, легко, уверенно. Она вспомнила, что и сама разговаривала с ними таким же тоном, и усмехнулась. Что ж, она не допустит малодушия. Хотя бы внешне. Тина не давала повода не уважать себя. Ей пришла в голову странная мысль: болезнь – это тоже работа. Любую работу она должна выполнить хорошо. Она всегда работала так, что ей не было за себя стыдно.

Барашков журчал. Маша стояла рядом с ним и всем своим видом выражала полное согласие.

– Сначала уточним размеры опухоли, проконсультируемся со специалистами, оценим функцию второго надпочечника и – оперировать!

– Так быстро?

Тине хотелось немного потянуть с операцией. Операция… Чем она кончится? Ей вдруг снова показалось счастьем просто лежать на своей постели дома, в окружении ненужных уже книг, и наблюдать призрак Чарли. Оказывается, она еще недостаточно ценила свое счастье. Может, действительно выписаться, и ну все на фиг? Сколько осталось, она проживет, а потом… В конце концов, опухоль – это не малодушие. Это – уважительная причина.

– Тянуть не имеет смысла. Такой криз давления, какой был вчера, может повториться в любую минуту. – Как бы в подтверждение своих слов Аркадий рубанул ладонью.

Как ни была слаба Тина, но в глазах Аркадия она читала что-то еще, кроме тех прямых слов, которые он произносил вслух. В них была еще какая-то скрытая тревога.

– А где оперировать?

– Здесь, у нас. – Аркадий взглянул на Мышку, и Тина заметила, что та отвела глаза.

– Ты ничего не скрываешь? – спросила Тина Барашкова. – Или с операцией какие-то сложности?

– Нет, нет, никаких, – твердо ответила за Барашкова Мышка.

– Когда? – Этот вопрос мучил Тину.

– Как подготовимся, – выдохнул Аркадий.

А Тина вдруг опять почувствовала удушье, будто провела три сложных наркоза подряд.

– Маме позвоните, – попросила она. Мышка торопливо записала продиктованный номер. И тут же опять началось – странный туман в голове, жаркая пустыня во рту, скачущие предметы в глазах и безумное биение сердца. И страх. Первородный страх удушья и остановки сердца. Не описать словами тому, кто не пережил. – Опять мне плохо, – пожаловалась Тина. И через несколько минут после того, как стали хлопотать около ее кровати Мышка, медсестра и Аркадий, знакомая уже спасительная тьма снова сгустилась над ней.

Проходя мимо сестринского поста, Владик Дорн увидел сидящую к нему спиной Райку.

«Широкая у нее стала спина, растет как на дрожжах», – заметил он. Райка почувствовала его взгляд и обернулась. Затаенная злобная усмешка промелькнула у нее на губах.

– Денежки у меня кончились, Владислав Федорович! – елейным голоском пропищала она, когда Дорн проходил мимо, и, картинно потянувшись на своем стуле, выпятив живот, положила на стол бумажку, на которой было что-то написано. – Это вам!

Дорн взял бумажку. Крупными печатными буквами на ней был написан его домашний адрес и телефон Аллиной работы. «В отделе кадров круговая порука! – подумал он. – Ну как вразумить этих дур?»

Демонстративным жестом он скомкал бумажку и выкинул ее в корзину для мусора.

– Ищи доктора! – прошипел он, наклонившись к самому Райкиному уху. – Расходы я оплачу!

Раиса только загадочно улыбнулась и промолчала, и Дорну больше ничего не оставалось делать, как в отвратительном настроении пойти по палатам.

– Ну, как у тебя? – с интересом спросила медсестра Галя, увидев, что Райка говорила о чем-то с Дорном.

– Пока ломается! – ответила та. – В следующий раз я ему кассету с диктофонной записью покажу!